Теперь от обороны предстояло перейти к нападению. Герт твердо решил перенести борьбу из вольера внутрь дома, непосредственно в кабинет самого профессора.
Для этого, конечно, надо использовать пребывание в госпитале, где надзор за Гертом менее строг. Времени мало. Восьмого мая истекает срок, после которого опыты будут возобновлены.
Ничем не выдавая своего лихорадочного возбуждения, Герт жадно приглядывался и прислушивался ко всему, что творилось вокруг него.
По обрывкам разговора, по лязгу ключей в коридоре, по звуку шагов над головой он довольно хорошо представлял себе расположение комнат в доме.
Лазарет помещался в первом этаже. Здесь же держали заключенных. Лаборатории и кабинеты находились на втором этаже. Во дворе во флигеле жили эсэсовцы. Можно было догадаться о том, что поблизости расквартирована их часть, потому что состав надзирателей беспрестанно обновлялся, а по утрам и вечерам доносилась со двора громкая команда, подававшаяся при смене караулов.
Очень мало шансов было бежать отсюда. Еще меньше шансов открыть камеры других заключенных и поднять общий бунт. Ну что ж! Герт доберется до главного убийцы, схватится с ним один на один и разом отплатит за всех.
Это должно было совершиться в ночь на девятое мая, - Герт до конца хотел использовать полученную им передышку.
С вечера двери тюремного лазарета открывались настежь в коридор, и на пороге усаживался в кресло эсэсовец с маузером в руках. Таким образом, он наблюдал одновременно и за коридором и за Гертом, лежавшим в комнате. Кроме того, на ночь Герту давали сильное снотворное, которое он, впрочем, ловко выплевывал, когда врач отворачивался.
План Герта заключался в том, чтобы обмануть бдительность тюремщиков своей кажущейся, подчеркиваемой на каждом шагу слабостью.
Больше всего беспокоил его врач. Это был краснолицый субъект с рыжими ресницами, обращавшийся с Гертом, как с неодушевленным предметом. Он рывком поднимал больного с постели, тычком в грудь укладывал обратно. При всем том он, по-видимому, неплохо знал свое дело, и провести его было нелегко.
Но на исходе недели даже врач был введен в заблуждение искусным притворством. Не стесняясь присутствия Герта, он сказал одному из надзирателей:
- Скоро о подопытном господина профессора можно будет сказать, как сказали о человеке, попавшем под трамвай: он навсегда излечился от своих мозолей!
Этой шуткой краснолицый хам, сам не подозревая того, оказал большую услугу Герту. Эсэсовцы, дежурившие по ночам, почти перестали обращать внимание на больного, который, по словам врача, должен был вскоре умереть. Раза два или три настороженный слух Герта улавливал даже благодушный храп надзирателя, правда прекращавшийся при первом же подозрительном шорохе.
Герт рассчитывал на то, что к девятому мая тюремщики еще больше ослабят наблюдение за ним. На рассвете, когда сон всего крепче, он сползет на пол, нырнет под пустые койки, проберется под ними к двери и внезапно кинется на эсэсовца. В руке у Герта будет металлический молоточек, которым постукивали по его коленям, проверяя рефлексы. Герт заметил, куда врач кладет молоточек перед уходом. Что ж, на худой конец и это оружие! С силой ударить тюремщика по голове - и проход открыт!..
Ничто, казалось, не препятствовало осуществлению этого тщательно разработанного плана.
Вечером восьмого мая, как всегда, пришел врач, пощупал пульс больного и покачал головой. "Частит, частит", - пробурчал он. Потом состроил недовольную гримасу: "Проклятый упрямец! Назло нам не хочет выздоравливать!.."
Надзиратели уменьшили верхний свет, и сумрак из углов придвинулся к койке Герта. Распахнулась дверь в коридор, заключенный увидел силуэт тюремщика, удобно устраивавшегося в кресле, в своей обычной позиции на пороге. Знакомая картина!
Теперь осталось ждать. Только ждать!
Прошло, наверное, три или четыре часа, когда Герт, не меняя позы, открыл глаза. Дверь в коридор была почему-то прикрыта. Этого не бывало еще никогда.
Герт осторожно сполз с койки. На цыпочках подошел к двери, прислушался. Мертвая тишина. Выглянул. В коридоре никого!
Очевидно, надзиратель отлучился с поста. Это была удивительная, редкая удача. И действовать нужно было не раздумывая.
Герта охватила дрожь радостного возбуждения. Он на носках вышел в коридор.
В доме, несмотря на поздний час, происходило что-то необычное. (Может быть, поэтому Герта и оставили без присмотра?) Какое-то напряжение, тревога были разлиты в воздухе. Наверху хлопали двери, во внутреннем дворе немолчно гудели моторы машин.
Что бы это могло означать?
Но сейчас не время было гадать об этом. Только бы не встретился никто. Только бы беспрепятственно дойти до кабинета профессора Каннабиха, "невидимки со стеклянными глазами".
У поворота послышались шаги, отчетливая речь. Герт метнулся в сторону.
Рядом была дверь. Войти? Ему представилось, что там, у круглого стола, сидят вооруженные эсэсовцы в черном и вдруг все разом оборачиваются и смотрят на него. Потом медленно, - почему-то именно медленно, - поднимаются со стульев.
Переломив себя, Герт распахнул дверь. Перед ним был темный коридорчик. Не колеблясь, он нырнул туда.
Винтовая лестница вела вверх. Лишь бы не скрипнули проклятые ступени...
Он поднялся по лестнице, переступил порог комнаты, в которой не было никого.
Громоздкие книжные шкафы стояли вдоль стен. Тускло отсвечивали за стеклом золоченые корешки книг. Не могло быть сомнений в том, что это кабинет Каннабиха.
Озираясь, Герт подошел к письменному столу.